К ондор писал мне три раза, до этого чем это вышло начал собственный рассказ Невиль[1], ассистент-инспектор Службы древностей, неопределённо смотря из открытого окна пехотного штаба около бараков Касра-на-Ниле. Он высылал свои письма из лагеря в Дейр эль-Бахри[2]. Судя по ним, покойный чуток было не ухватил быка за рога. Он, естественно же, делил мои теории относительно королевы Хетесу[3] и предназначил все свои силы задачке выяснения великой тайны Старого Египта, которая окружала образ данной для нас дамы.
Для него, как и для меня, эти руины и исковерканные надписи имели странноватое очарование. То, что королева, при которой египетское искусство достигло собственного апогея совершенства, была дискредитирована её преемниками; то, что безупречная фигура мудрой, популярной и прелестной Хетесу обязана была быть позабыта её потомством; то, что даже самый её картуш[4] должен был быть свирепо сбит с каждой надписи, на которой он возникал, представляло для Кондора вторую по значимости делему опосля бессмертной загадки Гизы.
